Уйти на войну по-русски

Повесть «Усвятские шлемоносцы» Евгения Носова впервые была опубликована сорок лет назад – в апреле-мае 1977 года. Фильм «Родник» по мотивам этой повести вышел в 1981 году (в роли главного героя Касьяна снялся Владимир Гостюхин). Театральных постановок тоже было сделано немало, одна из них - нынешним главным режиссёром псковского драмтеатра Александром Кладько. Поэтому один из вопросов, который я задал Александру Кладько за неделю до премьеры псковских «Усвятских шлемоносцев», был такой: «Чем новая постановка отличается от вашей же постановки в городе Сарове?» Но прежде надо было выяснить, какой у спектакля жанр.

«Чтобы люди прочитали, и им захотелось прийти»

Ответ на вопрос о жанре получился пространным. «Мы мучаемся, - сказал Александр Кладько. - У Носова это «литературная симфония с философскими обобщениями». Но наш завлит это категорически отказывается писать, говорит, что никто ничего не поймёт. Есть много интересных вариантов. Если подскажете – будем рады».

«Сказание о русском характере», - тут же предложила завлит театра Любовь Никитина. Главный режиссёр предложение услышал, но впрямую комментировать не стал, а продолжил мысль о трудности определения жанра: «Жанр – это как вкус напитка. Название должно не только отражать то, что происходит на сцене, и быть понятным для людей, которые не имеют отношения к театру, но и быть манкой… Чтобы люди прочитали, и им захотелось прийти. Если будет просто написано привычное «драма», то это название мало что даёт. Мне кажется, что жанр у каждого спектакля должен быть индивидуален, как одежда, как лицо. И поиск его довольно сложен. К «Чиполлино»* мы быстро нашли, а этот пока не поддаётся, потому что жанр действительно очень сложный. И способ существования очень непростой, и текст освоен необычно. Это не пьеса, а моя инсценировка повести. Я старался максимально сохранить авторский текст, природу, зверей и людей. Мне важно было показать масштаб того, что происходит, как всё меняется. И в природе, и в человеке. Я специально так витиевато ответил… Но надо же нам дать что-то в рекламу...» В итоге в аннотации на сайте театра появилась запись, что это «поэтический сказ о достоинстве русского человека, вынужденного стать солдатом, шлемоносцем».

«Нет бомб, стрельбы, окопов и есть психологическая попытка исследования человека»

Разговор с Александром Кладько проходил в театральном зале – сразу же после того, как на сцене закончилась репетиция. Мы посмотрел часть репетиции, а потом режиссёр спустился в зал и стал объяснять журналистам, почему он вновь взялся за «Усвятских шлемоносцев» (предыдущий спектакль под тем же названием был поставлен в Нижегородской области в 2015 году): «Мне нравится ставить про людей в разных ситуациях. Я мало знаю произведений из прозы (может быть, только ещё одно назову), где о войне написано без войны. Где нет бомб, стрельбы, окопов и где на сцене есть психологическая попытка исследования человека, того, что с ним происходит, когда он только узнаёт о войне, и только одно слово, наполненное жуткой энергетикой, начинает разрушать налаженную жизнь».

Повесть Евгения Носова вряд ли можно назвать произведением о Великой Отечественной войне. И не потому, что там не рвутся снаряды и не гибнут люди. Просто повесть написана так, что жёстких привязок ко времени не так много. Даже слова СССР там нет. Зато есть Россия. Село, казалось бы, колхозное, но на колхоз мало похоже. Это русское село вообще. Собирательный образ. И надвигающаяся война тоже символизирует все войны сразу. Прошедшие, настоящие и будущие.

Первоначально Носов планировал написать привычную военную повесть – с баталиями и героизмом. Сцену проводов сочинял только для того чтобы познакомить читателей с героями. Но так на этом и остановился. Проводы получились долгими. Одновременно это оказалась встреча с войной. Вокруг ещё не стреляют, а сдвиг в сознании людей уже происходит. Народ постепенно начинает к войне привыкать. Втягивается. Мир рушится, ещё впрямую с войной не соприкоснувшись.

В 2015 году, когда Александр Кладько поставил спектакль в Сарове Нижегородской области, война на Востоке Украины уже шла. Тысячи людей с обеих сторон уже были убиты. Так что родившийся в Одессе режиссёр не мог это не учитывать. Тем более он имеет в виду эту войну сейчас.

«Декорации совсем другие, видео будет другое…»

Первый вопрос Александру Кладько я задал о художнике спектакля. «Художник - Владимир Николаевич Ширин, который со мной ставил «Соседей», - ответил главный режиссёр. - «И который ставил «Шлемоносцев» в Сарове». - «Да». - «Я прочитал три саровские рецензии на ваш спектакль «Усвятские шлемоносцы». Чем отличается этот спектакль от вашего же 2015 года?» - «Кардинально отличается. Во-первых, здесь совсем другая сцена. Здесь параметры другие. Там огромная сцена. Во-вторых, декорации совсем другие. Даже количество сходов меньше, и угол другой. И видео будет другое. И артисты другие. Поэтому распределение получилось более удачным, чем там. Там были компромиссы, которые мне не хотелось бы, чтобы они были. Здесь, мне кажется, у нас более цельный спектакль. Более того, инсценировку я написал другую. Специально не стал смотреть старую. Я переписал её напрочь. Я за три года изменился, и многое в мире изменилось. Я сократил много сцен, которые мне кажутся неуместными. Песни совсем другие все. Елена Евгеньевна Обухова принесла замечательные песни. Пару вещей Гаврилина остались, которые были там, но без них я эту работу не мыслю. Поэтому это будет совсем другой спектакль. Я не боюсь повторов. В театральной практике это абсолютно нормальное явление. Ты всё равно сам себя не повторишь. В одну воду дважды не войдёшь. Сам меняешься, люди другие, материал переосмысляешь и ставишь его на другом уровне. А хороший материал хочется ещё раз поставить, потому что были ошибки – и свои, и артистические. Чехова вот ставят и ставят, Шекспира ставят и ставят… И хочется вернуться, потому что понимаешь, что тогда нота была важнее вот эта, диез, а сейчас бимоль. А джазовые синглы (?) вообще на этом построены - на повторах. Если говорить о классиках, то вон Додин «Братья и сёстры» заново сделал с молодёжью… У него три больших спектакля повторилось… Почему-то он не хочет с ними прощаться. Товстоногов вообще позволил себе в один сезон в Тбилиси в двух разных театрах поставить одну и ту же пьесу… Я знаю, что некоторых это тревожит. Но это не жвачка, не вторсырьё… А у того спектакля судьба была очень драматическая. Он сыгрался пять раз и закрылся. И его никто не видел. Это закрытый город Саров».

Похожий вопрос об отличиях старого и нового спектакля с одним и тем же названием несколько месяцев назад в программе «Радиорубка» задала Александру Кладько Ксения Егорова, имея в виду его спектакль «Старший сын» (он был поставлен когда-то в Таллине, а премьера другого «Старшего сына» состоялась совсем недавно – 3 июня 2017 года – в Севастополе в театре имени Луначарского). И Александр Кладько ответил почти теми же словами – про Додина, Товстоногова и джаз.

Казалось бы, всё ясно. Название одно, а спектакли разные. И всё же после премьеры вопросы остались (всё-таки существуют фото и видеоотрывки спектакля, поставленного в Сарове). Если судить по ним, то сценография и мизансцены почти не изменились. Декорации другие только в том смысле, что сундук, конечно, везли не из Сарова. Как и стилизованные деревянное окно и крышу избы. Но они точно такие же и находятся на сцене в тех же местах. Не говоря уж о ключевых видеофрагментах, на фоне которых играют артисты (пролёт самолётов, кони в ночном, солдатские головы в шлемах). Наклон сцены, правда, немного другой – круче (так что смело можно сказать, что псковский спектакль круче). Причина в том, что псковская сцена меньше саровской, и чтобы визуально её углубить, пришлось изменить угол наклона и демонтировать первый ряд кресел. В целом же визуально псковский и саровский спектакль перекликаются.

Режиссёр (он же инсценировщик) пояснил: «Там, где есть авторский комментарий, мы его по максимуму оставляли». То есть герой произносит реплику и тут же комментирует, следуя тексту повести.  И по этой причине артисты не то чтобы играют - они изображают героев. В значительной степени, особенно в первой части почти четырёхчасовой постановки, это речевой спектакль. И это несмотря на большое количество песен и пластические сцены (хореограф Илона Гончар). Песни (если не считать частушек) – это, наверное, лучшее, что в новом спектакле есть.

Александр Кладько прав, когда говорит о том, что в смысле вокала уровень псковских артистов вырос. «В спектакле есть красиво исполненные песни, - пояснил режиссёр, - потому что наша замечательная педагог по вокалу Елена Евгеньевна Обухова творит чудеса с артистами. Если вы обратили внимание, у нас в репертуаре всё больше музыкальных спектаклей. Не каждый театр может этим похвастаться. Это говорит об уровне труппы, которая растёт. Там есть и весёлые песни, и лирические. И поют они очень сложные партитуры».

И всё же мы в первую очередь слышим прозаический текст. Литературное произведение. А такой подход  требует серьёзной работы со словом. И это как раз не самая сильная сторона большинства артистов псковской труппы. К тому же Александр Кладько, судя по всем его постановкам, которые демонстрировались в Пскове, любитель массовых шумных сцен. Часто один шум переходит в другой. Когда многое происходит на повышенных тонах, а это уже однообразно.

Первая часть спектакля вообще получилась очень громкой. Мирная довоенная жизнь показана азартно-возбуждённо-праздничной и к тому же крикливой и местами суетливой. Разухабистой. Хотелось побыстрее дождаться очередной песни. Кажется, что в этом спектакле избыток слов. Чрезмерные объяснения не только затягивают действие, но и начинают напоминать экзамен в театральном вузе по сценической речи (если бы это было на самом деле, то экзамен сдали бы меньше половины артистов).

Здесь надо ещё учитывать и сам оригинальный текст Носова. Он специфический. Носов в советской литературе проходил по категории «писатель-деревенщик». Перепутать писателей-деревенщиков с кем-то ещё сложно. Вот и в повести «Усвятские шлемоносцы»: «утешная  речка», «навихлять плечо», «увёртливый бег», «промигав всё ещё изморно», «знойная ровнота», «этова я и доси» «эть, про чево завели», «с самой зыбки каждого усвятца стращают уремой» и так далее…

По версии Александра Кладько, Касьян (Александр Пучков) и Натаха (Ангелина Аладова) - пара молодая (артистам немногим за двадцать). У Носова Касьян был средних лет, на трёхлетнюю военную службу отправился в 1927 году. Стало быть, к 1941 году ему было уже за тридцать. Но в целом режиссёр старается следовать авторской линии, и это тот случай, когда авторский текст местами заслоняет собственно людей.

«Меня глубоко оскорбляют истерические голоса на Западе о том, что наша страна кому-то угрожает»

Сорок лет назад, объясняя суть «Усвятских шлемоносцев», Евгений Носов сказал: «Повесть своевременна для меня и, если хотите, злободневна. Потому что меня глубоко оскорбляют истерические голоса на Западе о том, что наша страна кому-то угрожает, кого-то устрашает… Самой своей повестью я хочу сказать: посмотрите, какой мирный наш народ! Он никому не может угрожать…» Неужели не может? Подобный подход и в семидесятые годы вызывал вопросы. Тем более он вызывает их сейчас. Получается, что есть нации мирные, а есть воинственные. Всё-таки мир устроен несколько сложнее.

Но носовские «Усвятские шлемоносцы» - произведение не реалистическое. Если подходить к нему как к повести исторической, реалистической, то придраться не составит труда. Но это не социалистический реализм, а некое сказание (с эпиграфом из «Слова о полку Игореве»). Сказание о том, хотят ли русские войны. По Носову и Кладько получается, что не хотят. В книге и спектакле показана некая идеальная Россия – с внутренней гармонией, которая начинает исчезать лишь при вторжении извне. Практически Святая Русь, о чём напоминает игрушечных размеров деревянная часовенка над сценой. И это уже даже не сказание, а сказка. Насколько она интересна – зависит от читателей и зрителей.

Большая часть зрителей, пришедших на два премьерных спектакля, показанных 21 и 22 июня 2017 года на большой сцене Псковского академического театра им. А. С. Пушкина, осталась увиденным довольна. Долгие аплодисменты стоя, скупые слёзы…

У более привередливой части публики возникли претензии, в основном связанные с двумя вещами. Во-первых, затянуто. «Слишком долго косили!» - смеялась, выходя из театра около одиннадцати вечера на вечернюю улицу Пушкина, одна из зрительниц. Во-вторых, обещанный катарсис в конце спектакля испытали не все. До зрителей явно хотели докричаться, выбить слезу всеми возможными способами, включая огромные алые маки на экране. Такая прямолинейность не всем пришлась по душе.

Но, в конце концов, режиссёр Кладько сам за неделю до премьерного показа сказал: «Есть такая фраза: работа над спектаклем после премьеры не заканчивается, а только начинается. Спектаклю очень важно оставить воздух для развития. До десятого спектакля будем наращивать, чистить, доводить…»

Что-что, а воздуха для развития было оставлено много. Каждому перед погружением можно выдать кислородный баллон. Главное, дотянуть до десятого спектакля.