Чёрный ход из спальни на Луну

Поэтическое слово в России продолжает звучать, но резонанса нет

Поэт Алексей Парщиков говорил, что «метареализм можно попытаться определить как способ изображения в постоянном преобразовании, метаморфозе, трансформации…» Не всякий любитель поэзии сразу поймёт, в чём здесь дело. Чем метаметафора отличается от просто метафоры? Вопрос этот праздный и несущественный. Он интересует только узкий круг теоретиков-литературоведов.

«Это экзотическая птица, как и вы все»

Алексей Парщиков.

Но если всё же попробовать ответить на вопрос о метаметафоре, то проще всего не теоретизировать, а для наглядности привести какое-нибудь стихотворение Алексея Парщикова. [ 1]

О Парщикове накануне Дня славянской письменности вспоминали в читальном зале Центральной библиотеки города Пскова на улице Конной.

Алексею Парщикову 24 мая 2014 года исполнилось бы 60 лет.

В качестве примера «постоянного преобразования» и «трансформации» отлично подходит короткое стихотворение «Сом»:

Нам кажется: в воде он вырыт, как траншея.
Всплывая, над собой он выпятит волну.
Сознание и плоть сжимаются теснее.
Он весь - как чёрный ход из спальни на Луну.

А руку окунёшь — в подводных переулках
с тобой заговорят, гадая по руке.
Царь-рыба на песке барахтается гулко
и стынет, словно ключ в густеющем замке.

Александр Давыдов.

Итак, рыба похожа на чёрный ход. Но не на обычный ход, а ведущий на Луну из спальни, где и не такое может присниться. Однако не о сне идёт речь, а о самой что ни на есть реальности. Реальности, ускользающей, словно рыба. Причём не только как сом, но и как промелькнувший поблизости призрак окуня («руку окунёшь»). Надо лишь хорошо настроить слух.

Для того чтобы разговор о Парщикове получился, к Пскову потребовалось подключить ещё два города: немецко-русский Кёльн и московскую Москву. Видеоконференция называлась «Алексей Парщиков и современная поэзия».

Псков представлял московский пскович поэт Артём Тасалов, Кёльн - поэт Демьян Фаншель, вдова Алексея Парщикова журналист Екатерина Дробязко (Парщикова) и филолог Светлана Шрон. Появился на экране и родившийся в 2006 году сын Алексея Парщикова Матвей. Это была телефонная запись, в которой Матвей читает стихотворение «Сом».

Из Москвы на связь вышли поэт и журналист Андрей Тавров и писатель, переводчик, издатель Александр Давыдов.

Александр Давыдов (сын поэта Давида Самойлова) рассказал историю о том, как он, Александр Давыдов, вместе с Алексеем Парщиковым и Львом Гудковым (нынешним директором «Левада-центра») приезжал в Псков году в 1990-м («Явились мы, по-моему, в 90-м году, считая себя личностями выдающимися»). Их здесь, мягко говоря, не ждали. Для Пскова это обычное явление.

История того, как в Псков приезжают разного рода литературные знаменитости, насчитывает много страниц. Достаточно вспомнить, как сюда давным-давно приезжали Иосиф Бродский и Анатолий Найман, Наталья Горбаневская и многие другие. Для псковских любителей литературы это, как правило, проходило незаметно.

В последнее время ажиотаж здесь вызывает разве что писатель-метаимпериалист Александр Проханов. Вот его в Пскове встречают точно героя или пророка. Не удивлюсь, если скоро начнут носить Проханова на руках, как рыбаки десятипудового бурого сома.

Поэтому неудивительно, что во время видеоконференции Артём Тасалов произнёс: «Алексей Парщиков на псковском поле - это экзотическая птица, как и вы все. Стихи Парщикова здесь мало кому известны».

Для самого Артёма Тасалова до самого последнего времени Парщиков тоже был фигурой непонятной, сложной. До тех пор, пока он не прочёл эссе Андрея Таврова. А до этого Парщиков у него ассоциировался со строчкой «А что такое море? - это свалка велосипедных рулей, а земля из-под ног укатила». Много лет назад на глаза Артёму Тасалову попались «Новогодние строчки» Парщикова, и сравнение моря с велосипедными рулями ему тогда показалось не очень уместным.

«Чтобы был резонанс, должна быть среда»

Андрей Тавров.

24 года назад Александр Давыдов и Алексей Парщиков думали, что если читатели не понимают их сейчас, то пройдёт лет десять-пятнадцать - и вот тогда… «Думали, что народ поумнеет», - как выразился Александр Давыдов.

Время прошло. Десять-пятнадцать-двадцать лет. Почти четверть века. И вывод Александр Давыдов сделал неутешительный: «Наоборот, народ-то поглупел. В Москве уж точно поглупел, не знаю, как в Пскове».

Учитывая то, что Александр Давыдов часто бывает в Пушкинских Горах, у него есть шанс лично проверить, каким образом сказалось время на псковичах.

Александр Давыдов с готовностью признал, что Парщиков «действительно сложный поэт, это не Сергей Есенин».

Во время разговора возник вопрос: как же эту сложность преодолевать?

Первым ответил Андрей Тавров: «Должен возникнуть резонанс. Читатель отвык совершать усилия. Чтобы войти в пещеру, где лежат драгоценности, надо проявить усилия».

«Чтобы был резонанс, должна быть среда», - сделал существенное дополнение Александр Давыдов. По его словам, сейчас в России читателей поэзии больше, чем в начале ХХ века, но нет среды.

Очевидно, вместо литературной среды существует литературное болото. И оно не одно. Много болот.

В связи с этим вспомнили фразу Алексея Парщикова: «Тот, кто движется, тот и растёт».

В стихотворении «Бегство 1», где возникают реалии Владивостока, у Парщикова есть такие строки:

Вот и Рейнике остров и остров Попов и пролив Старка.
Тот, кто движется, тот и растёт, огибая источники страха.

На одном из ключевых стихотворений Парщикова «Бегство 1» остановились подробнее. Начинается оно со слов:

Душно в этих стенах - на коснеющем блюде впотьмах
виноградная гроздь в серебре, словно аквалангист в пузырях.

Андрей Тавров сделал к этим строкам такой комментарий: «До Парщикова виртуозом метафоры был Вознесенский. Но метафоры Вознесенского были статичны. Парщиков пошёл дальше. Он был виртуозом динамичной метафоры».

Понятно, что всё динамичное труднее уловить. Несмотря на уловки.

Михаил Эптштейн по этому поводу писал: «Метареализм - это реализм многих реальностей, связанных непрерывностью внутренних переходов и взаимопревращений».

И всё же, пожалуй, поэзия Парщикова не привлекает многих любителей литературы не только из-за сложности. Взять хотя бы первые попавшиеся - идущие друг за другом - три строки его поэмы «Нефть»:

Ты уставился, как солдат, на отвязанную реальность.
Нефть выходит бараном с двойной загогулиной на тебя, неофит.
Ты ли выманил девушку–нефть из склепа в сады Гесперид белым наливом.

Михаил Эптштейн бы, наверное, сказал, что здесь наблюдается непрерывность внутренних переходов. А кто-нибудь другой, слегка скривившись, назвал бы это нагромождением метафор, когда вначале появляется солдат, потом этот солдат, уставившись, как баран на новые ворота, смотрит на нефть, «выходящую бараном» из-под земли, после чего нефть вдруг становится уже не бараном, а девушкой, которую солдат-неофит выманил на поверхность белым наливом. Такая динамика не каждому по душе. Но это дело вкуса. Кому нравится белый налив, кому баранина, кому нефть, а кому девушки.

И всё же неправильно считать, что поэзия Алексея Парщикова – это нечто находящееся в стороне и предназначенное для узкого круга. Узкий круг не так уж узок.

Произведения Парщикова переведены на 15 языков. Вплоть до японского. Поэтика Парщикова японцам вообще оказалась близка. Поэт прожил запоминающуюся жизнь. Видел мир. И мир видел его. О нём говорили: поэт-путешественник. После смерти он не забыт. Его книги продолжают выходить. О нём помнят даже там, где редко вспоминали, когда он был жив. Например, в Пскове.

Рассказывая о поэзии Алексея Парщикова, Андрей Тавров обратил внимание на «присутствие в его поэзии живой пустоты». «Он может сравнивать пчелу с прорезью безопасной бритвы, - сказал Андрей Тавров. - Он сравнивает «женщину в ветре» с офицерской линейкой («что-то в ней от офицерской линейки — в повороте эллипсов и ресниц»), потому что офицерская линейка прозрачная, поблескивающая, с эллипсами и окружностями.

«Это поэт разлома, - добавил Андрей Тавров. - Поэт зияния, входа в совершенно другое пространство…»

Возможно, где-то здесь и таится разгадка одного из основателей метареализма, который некоторое время любили называть метаметафоризмом.

При этом следует помнить, что «мета» в переводе с греческого означает «за чем-либо». То есть это что-то, находящееся ЗА пределами – реальности ли, метафоры ли. Не исключено, что это одно и то же, учитывая, что во время видеоконференции было сказано: «Метафора – это не просто конструкция, это то, из чего создавался мир».

Таким образом, Алексей Парщиков умел выходить за пределы, но где бы ни жил – в России, США, Германии - поэтом был уж точно русским. В том числе и потому, что заглянув за пределы, как Буратино за холст на стене, он смог увидеть и описать опирающееся на дирижабли небо, пересекающих МКАД сомнамбул и людей, решительно огибающих источники страха.

Несколько лет назад в разговоре на «Радио Свобода» Андрей Тавров сказал: «В любом периоде истории существует один или несколько поэтов, которые осуществляют связь с миром невидимым». Мир заканчивается «новым центром пустоты», после чего лирический герой Парщикова сосредотачивается и «перешагивает туда».

«Вот «туда» - это та реальность, которую нельзя взять в руки, которую нельзя пощупать, которую нельзя взвесить, - пояснил Андрей Тавров. – И тем не менее это та реальность, которой жив человек. И вот Алексей Парщиков при помощи даже каких-то жестких, геометрических фигур прокладывал путь именно к этой реальности, в которой, собственно, все живы». [ 2]

Тот, кто движется, тот и растёт. И живёт.

Как сказал об Алексее Парщикове во время видеоконференции Александр Давыдов: «Он сидел в Кёльне, но у него был широкий круг общения. От него расходились какие-то лучи. Он замечательно мог знакомить людей, объединять их».

Как оказалось, имя Парщикова и после его смерти всё равно продолжает объединять совершенно разных людей – заинтересованных и равнодушных.

Равнодушие напоминает сдувшийся дирижабль.

Алексей СЕМЁНОВ

1. Алексей Парщиков (24 мая 1954, Ольга, Приморский край - 3 апреля 2009, Кёльн, Германия) - русский поэт, один из главных представителей метареализма 1980-х годов.

2. См.: Елена Фанайлова и её гости вспоминают поэта Алексея Парщикова // «Радио Свобода», 24.05.2009.