Юродство, или Защитный механизм

Юродство (от славянского «оуродъ», «юродъ» – дурак, безумный) – намеренное старание казаться глупым, безумным. Проще говоря – дуракаваляние.
Больше всего святых юродивых было на Руси. За историю Русской православной церкви – целых 36. Прокопий Устюжский, Михаил Клопский, Василий Блаженный, Ксения Петербургская…

Николка Салос – знаменитый юродивый из Пскова. Он, как и Василий Блаженный, любил ходить совсем без одежды. Юродивые обожали голую правду.

Салос (по-гречески – юродивый) прославился тем, что подсунул Ивану Грозному кусок сырого мяса, обозвал его кровопийцей и пригрозил, что царь будет поражен громом, если он или кто-нибудь из его воинов «коснется во гневе хотя единого волоса на голове последнего ребенка в Пскове». И царь на всякий случай предпочел не связываться с псковичами. Мало ли что?

Первый русский царь и сам был не прочь иногда попридуриваться, разыграть перед народом какую-нибудь эффектную сцену.

После его дурацких выходок грехи с него стекали, как с гуся вода, а народ проникался сочувствием.

Как писал академик Александр Панченко в «Русской истории и культуре»: «Осмеяние мира – это, прежде всего, дурачество, шутовство… Основной постулат философии шута – тезис о том, что все дураки, а самый большой дурак тот, кто не знает, что он дурак. Кто сам себя признал дураком, перестает быть таковым».

В итоге «мудрая глупость» побеждает, осмеивая «глупую мудрость».

Когда заговаривают о юродстве в политике, то сразу же вспоминают Жириновского. Действительно, каким-то боком он затрагивает юродство. Ему дозволено больше остальных. Но в нем нет и намека на святость. Своей головой он никогда не рискует. Как правило, Жириновский предпочитает дурачиться под дудку власти. Однако политическое юродство в нем действительно есть. В том смысле, что настоящий юродивый не дурак, а актер. У него только маска дурацкая.

И еще: юродивому нужна публика. Наедине с собой он дурака валять не будет.

Но не о Жириновском на этот раз идет речь.

Новейшее время с его прямыми эфирами и пиар-компаниями породило новый тип юродивых.

Юродивым становится тот, кто «включает дурака» прямо в разгар пресс-конференции и кто способен умело прибедняться.

Новые юродивые если и оголяются, то не до конца (в лучшем случае, покажут свой голый торс). Сами они, как правило, миллионеры и миллиардеры, но если надо предъявить декларацию об имуществе – оказывается, что имущества у них – немногим более, чем у Василия Блаженного.

Юродивые отлично научились прибедняться. Миллиардер в роли защитника бедных, униженных и оскорбленных по нынешним временам смотрится вполне нормально.

Юродивые прошлых веков – это те, кто, подобно Михаилу Клопскому, могли смело сказать царственной особе: «Ты не князь, а грязь».

Некоторые из нынешних юродивых способны на большее. В порыве откровенности у них даже может вырваться: «Да, я не князь, а грязь». Но он тут же добавит: «И что из этого?».

С юродивыми прежних лет этих людей объединяет в первую очередь то, что им все сходит с рук.

Еще один юродивый нового типа – Иван Охлобыстин. Он довел юродство до логичного завершения. В средневековье юродство было театром одного актера – с рискованными монологами и раздеванием на публике. Сейчас тоже один актер, но он же – и священник, и «кандидат в президенты России», и пиар-менеджер, и автор философско-политической доктрины.

В русской литературе ХIХ века юродивые весело перебегали из книги в книгу. Там от юродивых было не протолкнуться – по той причине, что в жизни они тоже попадались часто и вели себя вызывающе.

Фёдор Достоевский, судя по исследованиям литературоведов, во время написания «Бесов», вдохновлялся популярными книжками И. Г. Прыжова «Житие Ивана Яковлевича» и «26 московских лже-пророков, лже-юродивых, дур и дураков».

Если бы подобную книгу выпустили о нынешних временах, то произведение под громким названием «26 московских лже-пророков, лже-юродивых, дур и дураков» могло бы пользоваться заслуженным спросом.

Правда, обо всех дурах и дураках в одной книге написать бы не удалось. Надо, по крайней мере, взять 26 раз по 26 лже-пророков и лже-юродивых, чтобы утолить информационный голод.

У юродивых во все времена был один секрет. Наибольшее впечатление они производили на женщин. И совсем не потому, что часто ходили раздетыми. К примеру, один из самых знаменитых юродивых ХIХ века Иван Корейша ничего такого, кажется, себе не позволял, но пользовался небывалым спросом. Он стал прототипом героя Достоевского Фомы Опискина.

«Генеральша питала к нему (Фоме Опискину – Авт.) какое-то мистическое уважение, – за что? – неизвестно. Мало-помалу он достиг над всей женской половиной генеральского дома удивительного влияния, отчасти похожего на влияние различных иван-яковличей и тому подобных мудрецов и прорицателей, посещаемых в сумасшедших домах иными барынями, из любительниц».

Феномен некоторых нынешних «юродивых» кроется как раз в этом. К политикам из телевизора вдруг возникает «мистическое уважение, – за что? – неизвестно».

В «Женитьбе Бальзаминова» Александра Островского Бальзаминова произносит: «…Солидные-то люди, которые себе добра-то желают, за всякой малостью ездят к Ивану Яковличу, в сумасшедший дом, спрашиваться; а мы такое важное дело да без совета сделаем!»

Нельзя забывать о том, что всякого рода юродство – защитный механизм. Он защищает не только самого юродивого, который без маски дурака на голове давно бы свою голову потерял.

На юродивых спихивают ответственность обычные обыватели, совсем не обязанные быть героями. И здесь самое главное – не ошибиться.

У Николая Лескова в святочном рассказе «Маленькая ошибка» юродивый пророк допускает досадную неточность. По просьбе заботливых родителей замужней барышни юродивый устраивает так, что их дочь беременеет.

Но происходит путаница. Вместо Капитолины «чудесным образом» беременеет незамужняя Екатерина.

Вот в этом очень часто и кроется беда юродства. Происходит бесконечная путаница.

Какой-нибудь очередной блаженный, надвинув маску, обещает всенародное процветание. Но всякий раз происходит «маленькая ошибка», и вместо замужней Капитолины «чудесным образом» беременеет незамужняя Екатерина.

Алексей СЕМЁНОВ, составитель словаря