Подъем-переворот

В условиях нынешней ослабленной России о временах, предшествующих двум революциям 1917 года, надо вспоминать как можно чаще

Похоже, большевики и сами первоначально не разобрались, в чем они принимали участие 25-26 октября 1917 года по старому стилю.

Время истекло

Февраль 1917 г. Арест и конвоирование переодетых городовых.

«В тяжкий решительный час переворота и дней, непосредственно за ним следующих…». С таких слов начинается «Декрет о печати», подписанный председателем Совета народных комиссаров Владимиром Ульяновым-Лениным. Иосиф Сталин в статье «Логика вещей» первую главу так и назвал – «Об Октябрьском перевороте».

Вспоминая о событиях весны-осени 1917 года, Сталин пишет: «Что делали тогда большевики? Большевики готовились к перевороту. Они считали, что взятие власти пролетариатом – единственный выход из тупика войны и хозяйственной разрухи. Они считали, что без такого переворота немыслимы разрыв с империализмом и освобождение России от когтей последнего». [ 1 ]

О перевороте письменно или устно рассуждали после октября 1917 года почти все руководители новой правящей партии. При этом в слово «переворот» они, разумеется, не вкладывали ничего отрицательного. Все было естественно, как будто перевернули песочные часы. Просто время прежней власти истекло.

Правда, слово «революция» тоже произносилось с самого начала. Принципиальной разницы между двумя понятиями в то время не видели. Хотя некоторые противники большевиков применяли и другой термин – Октябрьская контрреволюция, имея в виду, что Февральская революция принесла России свободы, а Октябрьская контрреволюция эти свободы отобрала.

Если не вдаваться в оттенки смысла, а всего лишь переводить на русский, то «революция» (от латинского revolutio) как раз и будет означать «переворот».

Но чем ближе к современности, тем чаще под словом «переворот» в русском языке подразумевалось более короткое слово – «путч» (немецкое Putsch), то есть вооруженный мятеж.

А понятие «революция» за годы Советской власти приобрело исключительно положительный смысл. Не просто смена власти, а «глубокое качественное изменение в развитии общества».

«Революцию» и «переворот» разметало по сторонам. При переводе на русский поменялся знак – с положительного на отрицательный. Сейчас ни один упертый сталинист не заикнется об Октябрьском перевороте. Зато монархист презрительно процедит сквозь зубы: «Переворот».

Варварская форма

Великая Октябрьская социалистическая революция. Красногвардейцы у броневика «Лейтенант Шмидт», захваченного у юнкеров. Имя броневику дано красногвардейцами в честь героя революции 1905 г. в России. Петроград. 25 октября 1917 года. Фото: Пётр Оцуп

Понять глубину и качество перемен в обществе в первые дни, месяцы или годы после прихода к власти новых сил – затруднительно. Но спустя девяносто с лишним лет стоит признать: изменения произошли коренные. С корнем вырваны многие идеалы. Уничтожены миллионы людей. Произошел жесточайший отрицательный отбор, который привел к радикальным переменам. То есть то, что случилось в октябре 1917 года, все-таки было революцией. И в условиях нынешней ослабленной России о временах, предшествующих двум революциям 1917 года, надо бы вспоминать как можно чаще.

Тот, кто утверждает, что большевики устроили революцию на немецкие деньги, уподобляется тем людям, кто убежден: режим Каддафи пал исключительно из-за натовского вмешательства, а ливийский народ до сих пор боготворит своего покойного лидера.

Немецкие деньги действительно были. Однако немцы в годы Первой мировой войны помогали и эсерам, и меньшевикам. Даже «запломбированных» вагонов, направлявшихся в Россию, было несколько, и не во всех сидели большевики. Но к власти пришли Ленин и компания. Пришли и остались надолго. Почему?

С тем, что приход к власти большевиков привел к радикальным переменам в России, согласны и многие противники Советской власти. Марк Алданов в «Ульмской ночи» написал: «Переворот 25-го октября был противоположностью переворота 9-го Термидора. По самым своим внешним признакам, по принятой им форме вооруженного восстания, по вызванной им продолжительной гражданской войне, октябрьское дело было обширнее, грандиознее недолгой исторической сцены в Конвенте...» Тот же Алданов там же напоминает и о высказывании: «Революция – варварская форма прогресса». Считается, что этот афоризм принадлежит Жану Жоресу.

Чтобы подобный варварский прогресс был востребован, необходимо достаточное количество варваров. В России их к 1917 году накопилось невероятное количество.

Если снова заняться прямым переводом, теперь уже с греческого, то «варвар» – это «чужеземец». Для огромного количества жителей России земля к началу ХХ века так и не стала своей. Люди жили на земле как чужеземцы, и запоздалые реформы мало что успели изменить. Хозяевами люди себя не чувствовали и поэтому вели себя безответственно. Безответственность – это варварская сила. Мало что может с ней сравниться.

Все реформы в России начинались с запозданием и не доводились до конца. Разжигали аппетит, но не утоляли его.

Экономические, политические и духовные перемены шли разрозненно. Часто это были встречные потоки. Чем быстрее развивалось одно, тем медленнее другое. Был бы духовный подъем – не было бы переворота. Внутренние противоречия нарастали. Так же, как нарастают сейчас. Казалось бы, в современной России достаточно богатств и энергичных людей, способных к положительным переменам. Но духовный кризис тормозит развитие. Варварская сила в действии.

Варвар ведь это еще и «невежественный, грубый, жестокий человек, разрушитель культурных ценностей» [ 2 ]. Казалось бы, в условиях не самого отсталого Серебряного века хотя бы с культурой должно было быть все благополучно. Но на деле варварские методы были близки многим деятелям культуры, разочаровавшимся в прежних ценностях. Вместо креста был выбран молот.

Царь и Бог

Демонстрация солдат Российской армии. 1917 год. Транспарант: «Николая Кровавого в Петропавловскую крепость».

В предыдущей статье «Крест и молот» [ 3 ] речь шла, в том числе, о массовом уничтожении священников после революции. Было бы неправильно делать вид, что богоборчеством занимались лишь специальные отряды вроде «Красных орлов». Значительная часть российского общества с пониманием отнеслась к вытеснению православной церкви на обочину жизни. Выплескивалась темная энергия, копившаяся десятилетиями, если не столетиями. Церковь, в петровские времена слившаяся с государством, воспринималась как одно из государственных подразделений. Слишком тесная связь государства и церкви привела к тому, что люди перестали верить и в царя, и в Бога. Тандем «Бог и царь» оказался убийственным. Слабый царь – слабый Бог. С такими «начальниками» легко только на дно идти.

Случай окунуться представился. Даже два случая – в феврале и октябре 1917 года. Мог и не представиться. Но историческая логика в произошедшем была.

Большевики удержались у власти не только из-за запредельной жестокости и эффекта новизны. Новая власть обратила взоры народа с небес на землю. В прямом смысле – на землю. Мир на нашей земле наступит не скоро, но в «Декрете о земле» удалось прокричать на всю Россию: «Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду, либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля: государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д., отчуждается безвозмездно, обращается в всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней».

Россия в тот момент находилась как раз на полпути. Сохранялась возможность двигаться вперед, назад, вбок… В неустойчивом состоянии переворот можно совершить легким движением руки.

Частная собственность еще не стала опорой, но уже сделалась раздражителем. Отмена частной собственности, в том числе на землю, оказалась соблазнительной и воспринималась как наказание, сведение счетов с преуспевающим меньшинством, попавшим под имущественный переворот.

В «Декрете о земле» Советская власть обещала: «За пострадавшими от имущественного переворота признается лишь право на общественную поддержку на время, необходимое для приспособления к новым условиям существования».

Многие так и не приспособились. И это означало их гибель.

Дохлый номер

Демонстрация в честь 1-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в Москве. 1918 год. Фото: Пётр Оцуп

К октябрю 1917 года прежнее Российское государство выдохлось, потеряло жизненную силу. Все, включая самого низшего чиновника, знали о язвах общества, но решительных действий не предпринималось. Что-то похожее произошло на наших глазах в СССР двадцать лет назад.

Переходный период в 1917 году непозволительно затянулся. Безволие для власти вообще недопустимо, а в условиях мировой войны провоцирует переворот, в смысле – революцию. Связка из двух революций получилась особенно убойной, хотя начиналось все относительно мирно.

В телеграмме председателя Государственной Думы Михаила Родзянко императору Николаю II о начавшихся в Петрограде беспорядках, от 26 февраля 1917 года говорилось: «Всеподданнейше доношу Вашему величеству, что народные волнения, начавшиеся в Петрограде принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их – недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику, но главным образом полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения».

Полное недоверие к власти.

Демонстрация в Петрограде. 1917 года.

В октябре 1917 года глава российского правительства Александр Керенский, бежавший из Петрограда в Псков, не посчитал зазорным покинуть столицу на машине американского посольства. Иными словами, в своей столице премьер-министр прикрылся флагом другого государства, что было еще более унизительно, чем если бы он действительно переоделся в женское платье, как писали потом большевики.

Сегодняшняя Россия не ведет мировых войн. Но недееспособность многих государственных институтов заставляет вновь и вновь проводить параллели с Россией столетней давности. Еще большую тревогу вселяет безвольное общество, добровольно облачившееся в смирительную рубашку. В конце концов, общество от нее избавится, и очень важно, чтобы обошлось без насилия.

Нынешнее российское руководство опасно не только само по себе. Построив квазигосударство, [ 4 ] в основе которого лежит казнокрадство и ложь, власть невольно готовит почву для тех, кто придет наводить порядок. И как бы этот «порядок» не оказался хуже беспорядка.

Что-то похожее происходило с Россией сто лет назад. Какими бы недостатками ни обладали Николай II или Керенский, большевики, явившиеся им на смену, многократно затмили их. Часть общества опомнилась, но было уже поздно.

Чтобы избежать повторения, требуются не столько инновации, сколько превращение мнимого государства в государство дееспособное. Экономические, политические и духовные перемены в нем не должны идти разрозненно. Иначе снова кому-то придется выделять время, «необходимое для приспособления к новым условиям существования». К чему приводит такое приспособление, мы знаем из истории Октябрьской революции и Советской России.

Алексей СЕМЁНОВ

 

1 И.Сталин, «Логика вещей», «Правда», № 234, 29 октября 1918 г.

2 Толковый словарь С. И. Ожегова.

3 А. Семёнов. Крест и молот // «ПГ», № 42 (564) от 2-8 ноября 2011 г.

4 Квази (от лат. quasi - нечто вроде, как будто, как бы, якобы, мнимый, ложный).