Тунис, Каир и далее

Авторитарные режимы успешнее сопротивляются постепенной политической либерализации, чем внезапным потрясениям или вызовам, которые быстро приобретают размах

Тунисским протестам исполнился уже месяц; в Египте аналогичные демонстрации начались относительно недавно. Пока еще рано судить о том, где в итоге окажутся эти две страны (а также участники Лиги арабских государств и Ближний Восток в целом) после масштабных народных восстаний, каких не случалось уже несколько десятилетий.

Свержение Бен Али и демонстрации по всему Египту напоминают нам о некоторых простых, но забытых истинах. Прежде всего, хотя многих «людей Запада» это удивляет, эти события показывают, что арабы и мусульмане способны сопротивляться господствующей системе и действовать слаженно и эффективно, невзирая на трудности и угрозы для их жизни и безопасности.

Конечно, эта способность была очевидна всем, у кого есть чувство истории и кто может припомнить студенческие демонстрации в Египте во времена монархии, иракскую революцию 1958 г., алжирскую борьбу за свободу в 1950-е – 1960-е гг. или демонстрации и контрдемонстрации в Ливане после того, как убили экс-премьера Рафика Харири.

Пусть фрагментация общества, связанная с периферийным капитализмом, и сопряженные с этим факторы и затрудняют эффективную коллективную деятельность, но они не устраняют ее полностью – особенно там, где нужда, недовольство и надежда создают новые и прочные отношения между теми, кто нуждается или надеется.

Тем не менее, сомнительные утверждения, будто арабы и мусульмане якобы по природе склонны к авторитарному правлению – будь то беспощадные диктаторы или их добровольные жертвы, – постоянно заслоняли собой тот факт, что речь идет о таких же исторических игроках на мировой арене, как и все прочие.

* * *

В то же время Жасминовая революция и аналогичные события в Египте, Иордании и Йемене показывают, что нынешнее сопротивление и противостояние в арабских странах не сопровождается большим насилием, чем народные движения Европы (например, в «цветные революции» в ее восточной части или май 1968 г. – в западной).

С другой стороны, это сопротивление и противостояние не выражается и в исламистских терминах. Это опровергает нелепые разговоры о том, что авторитарные режимы – это оплот против исламизма, который часто считают эквивалентом терроризма. Конечно, исламисты, возможно, еще появятся и попытаются повлиять на ход событий. Нельзя исключать, что они смогут перехватить инициативу и, как несколько десятилетий назад, перестроить движение в исламскую революцию, но это, в лучшем случае, лишь один сценарий из множества возможных. Исторические условия настолько изменились, что очевидные аналогии уже не подходят к реальным событиям сегодняшнего дня.

Обобщая, можно сказать, что изгнание Бен Али само по себе показывает следующее: даже при авторитарном правлении возможна эффективная и последовательная коллективная деятельность, и даже в самых благоприятных обстоятельствах, казалось бы, устойчивые режимы могут отступить перед такими действиями, даже если эти режимы узаконены ключевыми внешними игроками вроде Соединенных Штатов.

Наконец, события в Тунисе и Египте отразили сразу все недостатки европейских стратегий в отношении стран Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА) – например, Европейско-Средиземноморское партнерство в разных его проявлениях.

Несмотря на постоянную критику, Евросоюз и его участники продолжали наивно полагать, что не открывая рынки и не проводя либерализацию экономики, южно-средиземноморские страны могут достигнуть хорошего экономического роста, благодаря которому возникнет эффект «перетекания богатства», и тем самым будут удовлетворены потребности даже самых непривилегированных слоев населения, а возможно, даже начнется политическая либерализация и демократизация. К настоящему моменту выясняется, что ЕС, конечно, поспособствовал переходу к политической открытости, но совсем не таким способом, каким собирался.

Тем не менее, помимо некоторых истин, которые прежде разделяли не все, нынешние события в арабских странах поставили перед нами ряд вопросов, ответы на которые, возможно, прояснятся по мере развития этой истории.

* * *

Во-первых, возвращаясь к Тунису, изгнание Бен Али само по себе не означает и не гарантирует победу «Жасминовой революции». Многие из его прежних соратников остались на важных позициях и, возможно, сохранили за собой значительное влияние и власть. К настоящему моменту состав главных министерств сменился, но премьер-министр, низшие чины полиции, вооруженных сил и спецслужб, а также большинство членов парламента – это остатки старого режима.

Конечно, новый глава государства пообещал защищать революцию, но эта готовность к поддержке еще не прошла практических испытаний. На этом этапе, конечно, ничто не мешает тому, чтобы ветры перемен дули и дальше, окончательно очищая страну от единомышленников Бен Али.

Но может быть и другой вариант: перемены зайдут в тупик, и то, что казалось полномасштабной революцией, может уступить место «смешанной форме перехода» (pacted transition), как было под конец правления Франко в Испании, или когда бразильские вооруженные силы вернулись в свои казармы, или в первое время после Пиночета в Чили. В краткосрочной перспективе это может стать разочарованием для многих революционеров, но в долгосрочной перспективе не обязательно окажется таким уж плохим вариантом: всё будет зависеть от того, как именно будет работать такой «исторический компромисс».

В худшем случае, конечно, такое распределение власти, возможно, позволит представителям старого режима вновь собраться вместе, поменяться ролями с революционерами и восстановить «бенализм» уже без Бен Али.

* * *

Во-вторых, в случае с Египтом и другими арабскими странами исход гораздо менее очевиден, просто потому что события еще в самом разгаре или кульминация еще впереди, если она вообще наступит. Мятеж с десятками тысяч участников, которые крушат штаб-квартиру Национальной демократической партии (НДП) – партии режима – в центре Каира, может и не свергнуть режим, поддерживаемый многочисленными вооруженными силами и полицией.

Президент Хосни Мубарак может удерживаться у власти в надежде на то, его устойчивость и выносливость его вооруженных сил окажется выше, чем стойкость демонстрантов, которые столкнулись с огромными проблемами в коммуникации и координации действий, особенно когда режим блокирует мобильную связь и интернет-сервисы.

Однако вариантов у Мубарака становится всё меньше. После непривычно резких высказываний госсекретаря Клинтон и президента Обамы ему придется всеми силами избегать кровопролития в Каире, Суэце и других местах. Теперь, когда госсекретарь Клинтон потребовала дисциплинированного политического перехода, ему, пожалуй, придется сделать нечто большее, чем просто назначить новое правительство и повторить те же пустые обещания о социальных и демократических переменах, которые он давал десятилетиями (как он уже сделал).

Скорее всего, он будет тянуть как можно дольше, стремясь сторговаться на наиболее выгодных для себя и главных приверженцев режима условиях. Для него и многих других на карту поставлены материальные интересы и личная безопасность.

* * *

Тем не менее, армия, столкнувшись со щекотливой ситуацией, которую Мубарак создал сам или которая сложилась вопреки его ожиданиям, возможно, попытается сыграть на своей добродетельной репутации, воспользоваться случаем и постепенно дистанцироваться от стареющего президента.

В плане демократии армии не следует доверять более, чем Мубараку, его сыну Гамалю, НДП или любой другой составляющей режима. Но ее взгляд на вещи отчасти согласуется с общественным недовольством, которое выражают демонстранты. Она поддерживает тот старый полусоциалистический общественный договор, который, как полагают многие граждане Египта, трудно заменить на более либеральный в экономическом плане режим, продвигаемый Гамалем Мубараком и его друзьями из бизнесменов и технократов.

В любом случае, в настоящий момент армия гораздо популярнее одиозной полиции – хотя так будет, только пока она не выступает против протестующих. В пятницу вечером полиция покинула центр Каира, а армия окружила площадь Тахрир, и по государственному телевидению можно было видеть братания между солдатами и простыми людьми, возможно демонстрантами, некоторые из которых танцевали на танках (впоследствии армия вступила в противостояние – «Полит.ру»).

Будучи необходимой для поддержания порядка, армия, возможно, займет более значимые, чем когда-либо, позиции, чтобы повлиять на выбор официального кандидата в президенты в этом году.

Если к тому времени Гамаль Мубарак, который никогда не пользовался поддержкой армии, еще не уедет из страны, его положение будет более уязвимым, особенно с учетом того, что некоторые его друзья и сторонники из деловых кругов уже, видимо, бежали за границу. Назначены два новых чиновника: Ахмад Шафик на должность премьер-министра и Омар Сулейман в качестве вице-президента.

Это ясно показывает, что участие армии в политике возросло, хотя еще неизвестно, как будет выглядеть новый кабинет министров. Смогут ли лидеры из военных кругов вывести Египет из кризиса и решить его многочисленные проблемы – это, конечно, совершенно другой вопрос. И еще труднее предсказать, захотят ли они организовать свободные и честные выборы, а затем вернуться в свои казармы.

* * *

Однако заметное усиление роли военных не обязательно воспрепятствует появлению других игроков. Если протестующие будут пользоваться международной поддержкой, а режим или армия, не желая бросать вызов США, будут относиться к ним терпимо, им, вероятно, удастся добиться некоторых политических уступок.

Тогда можно будет распределить власть более или менее равномерно. В таком случае идеальным компромиссным кандидатом на важную позицию (согласно нынешней или новой конституции) может оказаться Мухаммед Эль-Барадеи.

Благодаря своему происхождению и долгой карьере на государственной службе (после чего он возглавил Международное агентство по атомной энергии) он остается приемлемой для нынешнего режима фигурой, несмотря на то, что стал одним из оппозиционных лидеров.

Одновременно с этим прочие компоненты разрозненной оппозиции (начиная с «Братьев-мусульман» и примыкающих к ним групп, которые, скорее всего, отколются, и заканчивая набирающими силу левыми) будут добиваться власти и влияния с помощью выборов, кооптации или еще какими-то способами.

* * *

В-третьих, мы еще не видели, как новые (или частично новые) режимы в Тунисе и, возможно, где-то еще будут перестраивать отношения с окружающим миром, особенно с Евросоюзом и Соединенными Штатами, которые так поддерживали прежнего тунисского авторитарного правителя (и еще находящихся у власти правителей прочих стран).

Когда политические изменения только начались, им выразили поддержку, но ее может быть недостаточно, чтобы перечеркнуть недавнюю поддержку нелегитимных и непопулярных режимов. «Западные» державы десятилетиями не только поддерживали коррумпированных и деспотичных правителей, которые не отчитывались в своих действиях перед гражданами, но и позволяли им проводить крайне непопулярные среди местных избирателей стратегии, а иногда и побуждали их к этому.

И речь здесь не о тех избирателях, которые были исламистами или симпатизировали им. Это относится не только к общественно-экономической политике, которая формировалась на волне неоклассической и неолиберальной повестки глобализации. Это также относится к политике в отношении Израиля и арабских стран, которую большинство арабов считают несправедливой. Именно те граждане, которые критически относились к политике, одобряемой США и ЕС, сыграли большую роль в нынешней полемике.

* * *

Говоря теоретически, и с учетом уже высказанных оговорок, мы приходим к заключению, что следует пересмотреть некоторые из наших необоснованных допущений о долговечности и устойчивости авторитарных режимов. Признание возможности при авторитарной власти эффективных коллективных действий только подчеркивает этот факт. Режим Бен Али в Тунисе и режим Мубарака в Египте сохранялись на протяжении десятилетий. Аналогичные режимы в Иордании, Марокко, Сирии и других странах пока еще не сталкивались с вызовом – или сталкивались, но в слабой форме.

Таким образом, авторитарная власть явно не обречена на скорый упадок, а возможно, упадок ей вообще не грозит. Тем не менее, авторитарные режимы успешнее сопротивляются постепенной политической либерализации, чем внезапным потрясениям или вызовам, которые быстро приобретают размах.

Способность авторитарной власти к сохранению устойчивости всегда отчасти связана с тем, что правители могут подстраиваться под изменяющиеся условия. Во многих случаях это означает, что в ответ на требования большей свободы и политического участия они устраивают вещи так, чтобы на самом деле вся власть оставалась у них, или правой рукой дают то, что левой забирают обратно.

Ни постоянные конституционные поправки, благодаря которым Бен Али мог заявлять о своем переизбрании, ни точно так же фальсифицированные парламентские выборы в Египте (2010 г.) не претендуют на такую утонченность. Тем не менее, нам следует воспользоваться возможностью и точнее определить, при каких условиях авторитарные режимы держатся наплаву, а при каких тонут.

Эберхард Кинле.
1 февраля 2011 года.
Опубликовано на Полит.ру.

Эберхард Кинле (Eberhard Kienle) – исследователь, сотрудник Национального центра научных исследований (CNRS) в Париже и Гренобле. Автор книги «A Grand Delusion, Democracy and Economic Reform in Egypt» («Великое заблуждение: демократия и экономические реформы в Египте»).