Соблазненные улыбкой Путина

Два десятилетия назад Джонатан Димблби был в России. Сегодня он вернулся – и шокирован тем, как легко страна бросилась в объятия мастера манипуляции. Выборы, которые состоятся в России в следующее воскресенье, лишь подтвердят, что это так

"The Sunday Times", Великобритания
Джонатан Димблби (Jonathan Dimbleby),
24 февраля 2008 года

Можно назвать эти выборы подтасовкой. Можно назвать их фарсом. Называйте как хотите – это уже ничего не изменит. Их результат был предопределен с того самого момента, когда Путин помазал на будущее президентство своего верного приспешника Дмитрия Медведева.

Вообще, все было бы гораздо проще, если бы 2 марта в какой-нибудь заранее назначенный час всех российских водителей просто попросили нажать на клаксон, если они голосуют за Избранного. В результате раздалась бы, наверное, такая какофония, что после нее уж точно можно было бы сказать, что президент России избран «большинством голосов». И это было бы не только гораздо проще, но и гораздо честнее. Не то чтобы у предстоящих выборов вообще нет никакого значения. Совсем наоборот, значение есть: эти выборы скажут нам очень многое о состоянии, в котором находится сегодня российская нация. И это многое не может не беспокоить.

Собираясь в поездку длиной в 10 тысяч миль через всю Россию, от Мурманска до Владивостока, я неустанно повторял про себя афоризм Уинстона Черчилля о том, что Советский Союз - это «тайна, покрытая мраком, за семью печатями». Побывав в России и встретившись с сотнями самых разных людей, смело могу сказать: путинская Россия - это для меня больше не загадка, она вся на виду, и все печати с этой тайны сорваны.

Эта поездка на многое открыла мне глаза, оставила в моей памяти множество потрясающих моментов; я встретил прекрасных людей, мне оказывали самое теплое гостеприимство - но вернулся я с еще большей, чем когда-либо, уверенностью в том, что русские - они совершенно не такие, как «мы». В них есть нечто такое, что самым коренным образом отделяет их от Запада; они в корне не приемлют западные ценности. Семейная жизнь и общественный порядок для них настолько же ценны, насколько и для нас - но их понимание справедливости и свободы совершенно отлично от того, к которому привыкли мы. Их трудная история и порожденная ею политическая культура поставили их мышление на совершенно другие - а зачастую и прямо противостоящие - позиции, нежели те, которые приняты сегодня на Западе.

В Санкт-Петербурге меня позвали на собрание местной интеллектуальной элиты, где, как я думал, соберутся ведущие космополиты города. Там я разговорился с одной изысканнейшим образом одетой молодой женщиной. Она рассказала, что на зиму уезжает в Индию, потому что ее родной город становится в это время года слишком холоден, а дни в нем слишком коротки. Я спросил о демократии, и она ответила: «Для России демократия - это смерть».

А другая добавила: «Как бы там ни было, мы свободны. Здесь ничто никого не волнует. Вот вам и свобода - выбирай что хочешь».

- То есть Вы свободны, хотя у вас диктатура? - спросил я.

- Конечно. Диктатура у нас уже не первый день, а мы все равно свободны.

Что ж, в каком-то смысле они действительно свободны. У них есть деньги, на которые можно ездить куда им вздумается; они могут говорить - по крайней мере, в частном порядке - все что угодно, не боясь, что среди ночи к ним постучит «кто надо». Но, поскольку их не интересуют такие вещи, как прозрачность и ответственность власти, они не представляют собой никакой угрозы Кремлю.

А вот такие люди, как Михаил Ходорковский - олигарх, замахнувшийся «не на свое место», он сейчас в Сибири, отбывает срок по сфальсифицированным обвинениям в мошенничестве; Анна Политковская - журналистка, которую убили за то, что она раскрыла миру варварство, с которым Россия вела войну в Чечне; Гарри Каспаров - лидер партии «Другая Россия», которого преследовали и арестовали только за то, что он реализовал свое право на мирный протест; и многие другие, известные гораздо меньше, чем эти знаменитости, на себе испытали, что может сделать «суверенная демократия», если ты не понравился суверену или его подручным.

В первый раз я приехал в Россию четверть века назад - делать два сериала о противостоянии сверхдержав в «холодной войне» для ITV. Но эта поездка стала для меня первой с 1989 года, когда я брал интервью для BBC у президента Горбачева.

Я поразился тому, как многое изменилось с того времени. Однако в равной степени меня расстроило, насколько легко и систематично - практически без единого возгласа протеста - в путинской России целенаправленно разрушались основные принципы демократии. Путин гениально манипулирует страхами и тревогами народа, который чувствует себя настолько незащищенным, что в результате выборы превращаются, по существу, в очередную возможность для избирателей сказать своему президенту, что в их глазах он по-прежнему непогрешим.

На самом деле, он мог бы назначить будущим президентом кого угодно, хоть своего шофера - и избиратели все равно стояли бы в очереди, чтобы отдать за него голос, поскольку знали бы, что Путин все равно будет по-прежнему править страной - ведь одновременно он, по сути, назначает себя будущим премьер-министром. Иными словами, в стране был произведен - очень изящно и ловко - государственный переворот.

Болезнь, которой поражена Россия, гораздо глубже, чем просто коррупция избирательного процесса. Эта болезнь съела самую душу русской нации. Политики, сидящие в Государственной Думе, представляют конкурирующие партии, которые никак друг с другом не конкурируют и никогда, ни по одному серьезному вопросу, не выступают против Кремля. Это парламент-балаган - мертвая кожура гласа народа, под которой ничего нет. В этой стране, самой большой стране мира, любой, кто занимает какой-либо властный пост или вообще оказывает какое-то влияние - на общенациональном, региональном или местном уровне - зависит от покровительства Кремля. «Четвертой власти», в России сильно укороченной, тоже практически не остается пространства. Все основные телеканалы и практически все общенациональные газеты, о которых стоит говорить, напрямую или косвенно контролируются Кремлем. Редакторы и журналисты покоряются власти и затыкают себе рот самоцензурой - что и неудивительно, если вспомнить, что в России убит уже 21 журналист, и Россия в этом печальном «соревновании» находится на третьем месте после Ирака и Колумбии.

Право на мирные общественные собрания резко ограничивается - если только это собрание не в поддержку Путина. Неправительственные организации, отказывающиеся быть на подтанцовках у Кремля (тот же Британский совет - это лишь самый известный пример) изо дня в день подвергаются преследованиям, и в конце концов их зачастую закрывают вовсе.

Более того, суд тоже практически не защищает граждан. Никто не застрахован от ареста по сфабрикованным обвинениям, когда дело слушает «проинструктированный» судья, думающий только о том, как бы угодить Кремлю и его союзникам. В результате весь народ смотрит на судейских со смесью страха и презрения.

Разделения властей, наличием которого и определяется гражданское общество, просто не существует. Вот он, конституционный порядок системы, которую Путин так любит называть «суверенной демократией» в России 21-го века.

Некоторые из наиболее яростных противников президента говорят, что Россия сползает обратно к тоталитаризму. Это не так: у Советского Союза была, как ни крути, хоть какая-то социалистическая идеология, и страну вела вперед железная и всемогущая рука Коммунистической партии. В постсоветской же России все совершенно по-иному: у нее нет вообще никакой идеологии, кроме приверженности самому грубому пониманию капитализма, когда победитель получает все, а огромная пропасть между богатыми и бедными воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Власть не уходит обратно к политкомиссарам в каком-нибудь неокоммунистическом президиуме - она все крепче оседает в руках клики олигархов и бывших офицеров КГБ, которыми окружил себя президент.

Когда я ехал по России, мне чем дальше, тем больше хотелось выразить сущность путинизма словом «фашизм». Я сдержался: во-первых, мне известно, что этим словом сегодня бросаются все, кому не лень, и, во-вторых, потому, что я понимал, насколько оскорбительно было бы слышать это слово тем, чьи родители и прародители миллионами погибали ради спасения мира от фашизма в войне, которую русские называют «великой отечественной». Но у понятия фашизма, в попытках распознать который ломало и ломает голову множество политологов, есть некоторые отличительные черты. Одна из них - это, конечно, авторитаризм; вторая, бесспорно - придание национализму статуса высшей добродетели; обязательно и присутствие манипуляций с избирательной системой, направленных на сохранение внешней оболочки демократии при удушении ее естества; и нетерпимость к серьезной оппозиции; и, самое главное, возвышение сильного лидера, поддерживаемого мощной гвардией, набранной из бизнес-элиты «корпоративного капитализма», или, ели вспомнить придуманное Эйзенхауэром определение, «военно-промышленного комплекса». Так вот, путинизм всеми этими чертами обладает. И не только этими.

После съезда Демократической партии в Чикаго в 1968 году, когда ценности свободного общества подверглись жесткой проверке на прочность из-за перегибов, допущенных мэром города Дэйли (Daley) и его полицией, избивавшей протестующих людей, словно вражескую армию, знаменитым стало выражение Гора Видала (Gore Vidal) «криптофашизм». И чем дальше я уезжал вглубь России - и чем дольше я в ней был, - тем труднее мне было бороться с тошнотворной мыслью, что это определение в точности подходит тому государству, которое построил вокруг себя Путин. Мое открытие было тем более удручающе, что русские - при всех их великих достоинствах - не обманом затаскиваются в этот «дивный новый мир», а идут в него сами, с готовностью и открытыми глазами.

Они так далеки от демократии, которую у них украли - но они не стремятся к ней, а сами хотят избавиться от нее. На самом базовом уровне мышления слово «демократия» означает у них «Ельцин», а с ним и более осязаемые вещи - опасность, инфляцию, безработицу и развал общества. Снова и снова мне говорили люди всех возрастов, представители всех слоев общества: «России не нужна демократия. Нам нужна сила».

Тщетно я пытался привести в ответ либеральные банальности о защите прав человека и о свободе личности. Анархия ельцинских лет - это был единственный раз, когда русские познали вкус демократии. И, судя по результату, я даже отдаленно не способен представить себе, насколько он им не понравился. Сегодня многие в России открыто тоскуют по понятности жизни, которую давал Советский Союз - «от колыбели до могилы», жизнь, в которой высшие ценности - это стабильность и порядок. Еще дальше пошел в разговоре со мной смотритель музея войны, посвященного битве под Сталинградом (сейчас это Волгоград), голос которого в этом городе совсем не одинок: – Сталин сделал очень много хорошего для страны. Конечно, у него были ошибки, но у всех лидеров бывают ошибки. Я бы хотел видеть нашу страну такой, какой она была при Сталине: экономически сильной, красивой; страной, в которой живут счастливые люди; где у людей есть будущее.

За те восемнадцать недель, что я провел в этой огромной стране, я постоянно разговаривал с людьми: на пароходах, в поездах, в такси - везде. Но мне вспоминается лишь несколько действительно «инакомыслящих» собеседников. Путинизм потрясающе ловко захватил не только все политическое пространство, но и самую душу этого народа. И получилось это у президента России в том числе благодаря двум неубиенным картам, ни к одной из которых он, кстати, не имеет никакого отношения. Первая - это нефть; вторая - это внешняя политика Америки.

В мрачные девяностые объем экономики сокращался в течение семи лет подряд. После прихода Путина к власти она, напротив, растет впечатляющими темпами - на 7 процентов ежегодно. Реальные располагаемые доходы все это время растут более чем на 10 процентов в год. Безработица сократилась в два раза, внешний долг выплачен, казна буквально ломится от золотовалютных резервов. Путин очень грамотно посеял в народе мысль о том, что этим поворотом страна обязана наличию сильного автократического лидера. На практике же это на сто процентов результат падения с неба огромных доходов, полученных благодаря взвинтившимся ценам на нефть и газ, на которые он никаким образом не влиял и не влияет. И есть все основания полагать, что этот золотой дождь можно было бы использовать гораздо более эффективно, если бы Россия была более открытым, прозрачным обществом и ответственным государством, которое подчинялось бы закону.

Сегодня в стране невозможно совершить практически ни одну коммерческую операцию какого бы то ни было вида без того, чтобы не «позолотить ручку» какому-нибудь чиновнику. Мне говорили вновь и вновь, что иного способа ведения бизнеса в России просто не существует. Как сказал гениальный британский бизнесмен Клайв Руменс (Clive Rumens), он же Почетный консул Ее Величества в черноморском порту Новороссийске: «Ясное дело, и я заплачу, чтобы система побыстрее двигалась... Мои клиенты не понимают, почему они должны ждать».

В общем и целом на взятки уходит 5-10 процентов от суммы любой сделки; по независимым оценкам, каждый год взятки ложатся на бизнес грузом величиной в 30 миллиардов долларов. А все начинается с того, что на дороге достаточно легко откупиться от штрафа за превышение скорости или купить водительские права из-под полы, вместо того, чтобы сдавать экзамен.

Что такое «социальная ответственность», тоже никому не понятно, поскольку организаций и институтов, определяющих и реализующих принципы гражданского общества, практически нет. Русские живут без руля и ветрил, а стрелка их коллективного морального компаса бешено крутится, указывая, по большому счету, только курс на индивидуальное выживание. Главной движущей силой общества стал цинизм.

Тем не менее, всех русских объединяет любовь к родине. И Путин с оглушительным эффектом разыграл «патриотическую» карту, любезно сданную ему Соединенными Штатами.

Главное здесь - даже не Гуантанамо, не Ирак и не «зависшие флоридские бюллетени», которым в меня так часто бросались, когда я пытался что-нибудь сказать в защиту демократии. Главное - это одностороннее решение президента Буша разорвать Договор ПРО 1972 года и разместить в Восточной Европе, в нескольких сотнях километров от границ России, свои системы противоракетной обороны, якобы для защиты в будущем от угроз со стороны Ирана.

Эти события встревожили и ужаснули всех русских - представителей всех поколений и мировоззрений. Везде слышится хор голосов: «На нас направят ракеты. Америка хочет нас окружить. Других причин просто нет». Этот план усугубил национальный комплекс неполноценности, особенно развившийся после распада Советского Союза, когда Америка при любом удобном случае небрежно пинала ногами павшего гиганта.

В прошлом году прокремлевское молодежное движение «Наши» сделало мультфильм, посмотрев который, легко понять, насколько тонка пленка национализма, которой укрыты в России паранойя и ксенофобия - и насколько их легко эксплуатировать. В мультфильме, призывающем молодежь исполнить свой патриотический долг и отслужить военную службу, Америку изображают в виде спрута, который вот-вот высосет все соки из любимой родины. За кадром взволнованный голос: «США - это такой огромный толстяк, который раскормил себя, и теперь не может остановиться, кушая все больше и больше... Но значительная часть американской еды хранится в России... И у них есть выбор: либо ты будешь есть все меньше и меньше, перестаешь расти и умрешь, либо ты заберешь еду. Они придут за едой. Они не могут за ней не прийти...»

В этот момент с территории стран Балтии, из Украины, из Грузии появляются американские ракеты; на российский дальний восток парашютируют американские морпехи, а голос за кадром тем временем продолжает: «У нас не будет войны с Америкой только в одном случае: если они будут уверены, что наша армия как минимум не слабее их. Иначе при малейшей возможности они сделают все, чтобы нас захватить».

О том же самом нередко вещает и Кремль. Но говорить о возвращении к «холодной войне» все равно было бы неверно: идеологического противостояния нет, стратегического соперничества между двумя бывшими супердержавами тоже; никаких реальных перспектив в Европе тоже не наблюдается, как не наблюдается и гонки вооружений, в которой у России были бы хоть малейшие шансы победить. Если уж на то пошло, «холодная война» серьезно подорвала бы позиции России как «энергетической сверхдержавы».

Как бы там ни было, сам Путин, может быть, и не верит в собственные слова об опасности попасть в американское окружение - но напористая политика Вашингтона стала для него политической золотой жилой, с которой ему стало еще легче насаждать в стране свою «суверенную демократию» и убеждать нацию в том, что нет иного пути к спасению. И эта перспектива действительно удручает.

Сергея Ковалева, заслуженного биофизика, в 1974 году обвинили в «антисоветской агитации и пропаганде». Десять лет его держали в тюрьме и ссылке. В 80-е годы он плечом к плечу с Андреем Сахаровым раздувал пламя свободы. При Борисе Ельцине он стал уполномоченным по правам человека, но ушел в отставку, недовольный медленными темпами реформ. Теперь, в старости, государство, по идее, должно считать его своим героем - а из него сделали парию, и его голос - глас вопиющего в пустыне.

Мы шли по территории, где когда-то располагался трудовой лагерь, в котором его держали в одиночной камере. Он был в отчаянии:

- Сегодня государство гораздо более могущественно, чем во время Советского Союза. Я бы даже сказал, что при Сталине было лучше, потому что все, по крайней мере, знали, что [демократия] - это фарс. А сегодня я уже убедился, что путем выборов это государство не изменить. Нынешняя Россия - словно царство лжецов. Нами правят одни лжецы.

Меня до сих пор не покидает эта мысль.

Перевод: Максим Коробочкин, ИноСМИ.Ru.
Опубликовано на сайте ИноСМИ.Ru 24 февраля 2008 г.