Трудотерапия

Пётр Гординов: «Всё зависит только от восприятия»

Обычно рок-музыкой люди начинают заниматься в подростковом возрасте, когда мир кажется черно-белым, а проблемы дома и на улице –неразрешимыми и вечными. Именно в такие моменты жизни пишутся первые тексты, разучиваются первые аккорды, создаются первые группы с надеждой на всеобщую любовь и признание.

Правда, со временем одни об этом забывают как о несбыточной мечте, а другие, меняя мечты на планы, живут с этим если не всю жизнь, то, по крайней мере, долгое время.

Групп, играющих сегодня в нашем городе альтернативную музыку, не так уж много, можно пересчитать по пальцам. А уж тем более музыкантов, начинавших первыми лет десять назад прочёсывать этот путь.

Среди них – Пётр Гординов – один из тех, кто тогда отважился читать рэп перед теми, кто был от этого совершенно далёк. Делал он это совместно с Денисом Кугаем в группе «Zee Kill». До этого же играл на пластинках в составе коллектива «Black Shampoo». Однако не на тех пластинках, которые стоят большое количество долларов, а на обычных – виниловых. Были и другие проекты, в которых он участвовал – «Name», «Personal Zone», «Слёзы Счастья».

Последние два года Пётр Гординов играет на гитаре и поет в группе, ставшей, если я не ошибаюсь, первой псковской командой, которая сыграла в клубе TIR, – «Pure». Музыка группы очень специфическая. Замешанная на гитарных рифах и мелодической основе, она обволакивает, накрывает. Вряд ли под нее можно устроить слэм перед сценой. Зато вдоволь можно погрустить и понастальгировать. Однако же сам Пётр так не считает.

Сегодня мы беседуем с ним об этом, а также о том, почему он практически больше не делает речитатив и ради чего занимается музыкой.

«Я долго пытался петь, потом долго учился петь»

- Собирались мы очень долго – рассказывает Пётр. – Длительное время Антон (гитара – Авт.) играл вдвоём с неким Сергеем (мы его называем Сержантом), который не очень был заинтересован в этой группе – для него это была лишняя практика. Потом, зная что я делаю какой-то речитатив, они позвонили мне.

Я послушал, как они играют, и понял, что под это надо именно петь, потому что если читать на такую музыку, будет просто глуповато всё звучать. Я долго пытался петь, потом долго учился петь. И до сих пор на репетициях временами такой ужас слышен (смех)…

Потом появился у нас Ален (бас-гитара – Авт.). Я его за собой привел. Хороший музыкант. Очень хорошо чувствует музыку, но это человек одного дня. Его в долгую группу брать сомнительно – он музыкант скорей сессионный. И он без особых эксцессов ушел от нас. Тогда же у нас появился Павел (ударные – Авт.). Он какую-то новую струю внес.

Порядочно долго мы играли втроём без баса. Ален приходил иногда поиграть.

Потом появилась Ася (бас-гитара – Авт.), у которой когда-то был проект с Антоном и Сержантом, где она пела. Долго, где-то года полтора всё это складывалось.

- Вы для себя как-то определяете свой стиль?

- Я не знаю. Это сложно. Я думаю, если в винамп загрузить плейлист, и послушать, то можно подумать что мы играем блюз или еще что-нибудь… Слишком много различных влияний. Это связано с тем, что все мы слушаем очень разную музыку. Иначе было бы меньше сомнений, как определить стиль.

- Мне почему-то кажется, что корни вашей музыки где-то в Сиэтле начала девяностых…

- Можно и так подумать, но для меня это всё-таки выросло из более старой музыки. Есть такой музыкант Нейл Янг, написавший саундтрек к фильму Джармуша «Мертвец», – на двоих музыкантов нашей группы он точно повлиял. Я думаю, это потому, что в саундтреке мало инструментов. Изначально мы очень долго репетировали вдвоем на гитарах. И вдвоем на гитарах очень сложно играть какую-то другую музыку, чем рокешник с такими растяжными нотами. А потом всё это усложнилось до каких-то еще стилей.

«Речитатив тянет одеяло на себя»

- Почему ты поешь на английском языке?

- На такую музыку несколько комично делать русские тексты. Я, конечно, понимаю, что где-то я не очень хорошо знаю английский язык, и для какого-нибудь англоязычного слушателя это прозвучало бы комично, но в конце концов… английский язык дает больше вариантов какой-то расшифровки, то есть в принципе он …(ищет подходящее слово)

- Рождает у каждого свои ассоциации…

- Да, и, кроме того, это связано с тем, что у нас главное – музыка, а не тексты. А если были бы русскоязычные слова, они бы очень отвлекали от музыки.

- Получается, что слова – это как еще один инструмент.

- Я бы даже сказал – это перкуссия. Во многом фронт-меном, мне кажется, должен быть Антон, но так уж сложилось, что фронт-меном всегда является человек с микрофоном.

- Как идет процесс создания песни – сначала пишется текст, а потом на него накладывается музыка или наоборот?

- Очень часто это делалось одним способом, очень часто другим. 50 на 50. И, кстати, – лучшие песни получались те, в которых текст писался позже, что еще раз доказывает, что слова здесь не главное.

- А почему когда ты читаешь, то на русском?

- На русском языке мне больше есть чего сказать людям. Речитатив – тянет одеяло на себя. Музыки здесь практически вообще не должно быть. Должна быть просто опора, такт. И этого вполне достаточно. Поэтому, даже когда аккомпанируют живые музыканты, мне кажется это немного не правильным.

- То есть когда важна музыка, ты поешь на английском, а когда слова – читаешь на русском?

- Само собой разумеется.

«Смерть – это такое же нормальное явление, как и опадание листьев…»

- У тебя несколько сдержанное поведение на сцене. Почему?

- Мне не хочется давать излишне драйвовой энергетики в зал. А где-то, может, и самому не хватает раскрепощенности.

- Ваша музыка кажется несколько психоделичной. Мало позитива.

- Это недоделка. Честно говоря, я воспринимаю ее как более позитивную. Мы стремимся позитивно воздействовать.

Вот если взять, к примеру, тот же фильм «Мертвец» – он ведь достаточно позитивный, хотя это история смерти человека, по крайней мере, как я понимаю это сейчас. И существует много фильмов, которые в принципе являются очень позитивными, и ты смеешься даже, но не так, как над комедиями. Они позитивные, но всё-таки в них присутствует что-то такое очень жестокое.

- Разве смерть может быть позитивной?

- Не позитивна с какой точки зрения? С точки зрения человека, который стоит в очереди, чтобы оформить кредит – он вообще не думает, что он когда-то умрет. И мысли о смерти в нём не могут вообще ничего хорошего породить. Но ведь смерть – это такое же нормальное явление, как и опадание листьев осенью или расцветание почек весной. И если кто-нибудь воспринимает ее как-то негативно, если на него это нагоняет депрессию – это всё зависит только от восприятия каждого человека.

- Вы не воспринимаете негативно?

- Стараемся. Хотя это сложно. Людская природа все-таки такая, что мысль о смерти изначально не очень хороша. Но когда перебарываешь себя и не боишься этого, воспринимаешь мир гораздо ярче.

- Почему ты избегаешь драйва?

- Дух такого молодежного драйва отвлекает людей. А мы хотим, чтобы нас слушали. Именно поэтому мы всегда стараемся играть первыми – чтобы не было уже очень разгоряченной публики.

Однажды мы играли в маленьком городе Дно. Там в концертном зале под сценой вообще не было места для так называемого слэма. Все сидели. И, мне кажется, они даже воспринимали нашу музыку правильней. Там даже люди пришли совершенно неожиданные – папы, мамы с детьми, какие-то бабушки, дедушки. И в каких-то местах мы играли строже и сдержанней.

Это был концерт наиболее энергообменный. Люди восприняли то, о чем мы им хотим сказать практически в том виде, в каком мы это изначально задумывали.

«Я не хочу карьеры музыканта»

- Вы собираетесь двигаться дальше – в Питер, к примеру?

- Я это не контролирую, не строю особо планов на этот счёт. Об этом скорее думает Антон, и у него есть свои какие-то планы, и я, может быть, их даже не совсем приветствую. В принципе своей личной жизни мне вполне хватает. Я не хочу карьеры музыканта.

- А ради чего ты играешь?

- Трудотерапия.

- То есть игра ради игры?

- Нет, не ради игры… Трудотерапия – это когда психически больным людям дают заниматься каким-либо бесполезным делом, например, разматыванием проволоки на перегорелых катушках. И в принципе размотать одну такую катушку (я сам не знаю – не разматывал) – дело абсолютно бесполезное, но, тем не менее, трудоемкое, кропотливое. Оно как, например, вязание – успокаивает. Также кто-то, когда разговаривает по телефону, часто выводит ручкой маленькие каракули…

То есть это кропотливый труд, но он не для того, чтобы дать какой-то результат, а для того, чтобы во время занятий этим трудом на чём-то сконцентрироваться.

- Своего рода такая медитация…?

- Да. Так, наверно, будет наиболее правильно сформулировать.

- Для вас репетиция и концерт чем-то отличаются по значению?

- Да, конечно. Часто этот драйв зала и его общее желание услышать музыку, под которую можно плясать, очень отвлекает, и мы на репетициях играем даже лучше. Влияние зала на музыку чувствуется, и, я бы даже сказал, не очень благотворное.

- Предпочитаете играть закрыто, на репетициях?

- Нет. Всё-таки контакт с публикой важен, но – смотря в каком виде.

- Но чаще всего как получается?

- Чаще всего концерты были именно для молодежи и проходили немного в угнетенном для меня состоянии.

- Но вы ведь и играете музыку для молодежи.

- Я бы не сказал, что для молодежи. Ну, может быть, просто мы еще не старики. Для меня это долгий проект. Постепенно это будет направлено на публику более зрелую, по крайней мере, мне бы так хотелось.

Беседовал Сергей СИДОРОВ.