Элементарные вещи

Юрий Наконечный: «Музыкальная традиция в России начиналась именно с храма Божьего»

Двадцать лет назад детской музыкальной школы им. Мусоргского (ДМШ №2) как места объединения людей в полном смысле слова не было. Точнее она была, но в “рассеянном” состоянии – по всему Завеличью, располагаясь в ненужных подсобных помещениях общеобразовательных школ. А своего здания не было.

И лишь в 1996 году вторая в городе по возрасту музыкальная школа (недавно отметившая 33 года со дня создания) получила свой дом. Но, возможно, этого бы не случилось до сих пор, если бы за семь лет до новоселья директором не стал тогда еще солист Псковской областной филармонии Юрий Васильевич Наконечный.

«Я полностью поменял свою жизнь…»

До армии, в далёкие шестидесятые годы прошлого века, закончив музыкальную школу по классу фортепиано и учась в музыкальном училище, Юрий Наконечный занимался рок-музыкой – был клавишником популярной тогда группы “Зеркало”, игравшей в основном каверы “Led Zeppelin” и “Deep Purple”. После армии работал преподавателем в культпросветучилище, параллельно играя в группе “Кром”.

- А потом настал такой момент, - рассказывает Юрий Васильевич, – когда мне всё это просто поднадоело. Я полностью поменял свою жизнь: подготовив программу, поступил в “Гнесинку [ 1 ]” по классу классического вокала.

- Вы до этого где-то учились петь?

- Нет. Я сам. У меня мама была певицей, в этом плане я ей во многом обязан.

Отучившись пять лет в классе профессора Натальи Дмитриевны Шпиллер, Юрий Наконечный работал артистом Росконцерта в Москве. Женившись, вернулся в Псков, где стал солистом областной филармонии.

- Юрий Васильевич, так как вы стали директором музыкальной школы?

- Абсолютно случайно, судьба. Встретил кого-то из сокурсников по музучилищу, работавших преподавателями в этой школе, которая тогда так бедствовала. Говорят: “Вот, у нас нет директора. Хотели бы видеть целеустремленного мужчину, который построил бы нам школу…”.

А тогда же был период, когда всех руководителей выбирали – голосовали, обязательно протоколировали заседание. Было две кандидатуры – Леонида Николаевича Трифонова (он был тогда преподавателем школы по классу фортепиано) и моя. Выбрали меня. Я подумал-подумал, написал заявление об уходе из филармонии и перешел сюда.

Когда перед преподавательским составом я давал обещание, что через какое-то там время, даже срок назвал, будет новое здание, никто не верил. Но, тем не менее, в итоге это всё случилось. Мы въехали в это новое здание.

Сейчас у нас в школе учится 623 ребенка. Дети занимаются с пяти лет. Есть подготовительное отделение, дневное и вечернее, на котором могут заниматься юноши и девушки.

В прошлом году мы открыли эстрадно-джазовое отделение. Но у нас есть большая проблема со специалистами. Все ребята-джазмены сидят где-то там в ресторанах, либо еще где-то, зарабатывая деньги. А у нас – ведь бюджетное финансирование. И пригласить даже каких-то старых приятелей, с которыми когда-то играл, я не могу. Они просто не пойдут за такие копейки. Поэтому это направление музыкальной деятельности у нас в городе, к сожалению, не развивается. И я считаю, что это большое упущение в культурном развитии нашего города.

Еще можно было бы сделать отделение и по рок-музыке, чтоб было какое-то обучение и традиция. Но для этого опять же нужны денежные вложения, просто чья-то воля.

- А у тех, кто преподает, какое образование?

- По разному. Кто-то окончил Псковское музыкальное училище, кто-то –институт культуры в Петербурге, кто-то – консерваторию. Но, в принципе, так как наша школа существует уже много лет, традиция отработана и накопление педагогического опыта огромно.

«Хорошо, учись на балалайке…»

- По какому принципу вы отбираете детей? Или вы берете всех подряд?

- Конечно, у нас есть вступительные экзамены, специальные тесты. Обычно ребенка просят что-то спеть. Это очень забавно, когда дети сами, еще не учась нигде, пытаются что-то изобразить. Нередко экзамен включает в себя еще и проверку чувства ритма – просим повторить простучать элементарный рисунок. Или слуха – преподаватель поет и надо просто повторить по высоте тот звук, который звучит.

Вот такие казалось бы элементарные вещи. Но с этого и начинается путь музыкантов.

- Насколько пятилетний ребенок готов к таким испытаниям?

- Некоторые дети имеют настолько богатый природный слух, что вообще никаких проблем не возникает.

- Как определяется выбор инструмента, на котором ребенок будет учиться играть?

- С родителями ведется собеседование. Кто-то из детей уже в пятилетнем возрасте говорит: “Я хочу научиться на балалайке”. Почему на балалайке? Никто не может понять. Где-то видел, где-то слышал и всё. Хорошо, учись на балалайке…

«Отличаются в лучшую сторону»

- А если у ребенка нет слуха?

- Мы стареемся брать и таких. Но если уж действительно тяжелые случаи, кода, как говорят, “медведь на ухо наступил”, то годик мучаемся, а потом все равно происходит какой-то отбор. Ведь и родители, да и сам ребенок чувствует, что он не вписывается в общую картину.

- Но вообще ведь можно развить слух?

- В принципе возможно. Можно и медведя танцевать научить. Бывает, что какие-то дети, которые очень трудно начинают, к концу школы подходят уже вполне подготовленными.

По разным причинам бывает, почему у детей до определенного возраста не развит музыкальный слух. В некоторых семьях поют, телевизор включен. А у некоторых нет и этого. Нет каких-то музыкальных источников информации, музыкальных впечатлений.

У кого-то родители ходят в церковь, и ребенок с самого маленького возраста приобщается к музыкальной культуре. Музыкальная традиция ведь в России начиналась именно с храма Божьего, как это ни странно. Ребенка крестили еще совсем маленьким – опускали в купель с водой – под музыку. Дети постоянно слышали гармоническое аккордовое пение, стройное и красивое. И таким образом, уже формировался музыкальный, и даже художественный вкус ребенка. Причем это было живое исполнение, живые голоса.

Кроме того, в церкви ребенок, когда повторял за взрослыми молитвы, приобретал и первые навыки пения.

Таким образом, даже еще не обучаясь в музыкальной школе, происходило такое музыкальное накопление. А это очень важно вообще для развития человека, потому что творческая художественная музыкальная часть составляет, на мой взгляд, значительную часть души человека, который представляет из себя личность. Поэтому дети, которые обучаются в такой школе, – совершенно другие. Отличаются в лучшую сторону. И я говорю это не потому, что хочу похвалить свое учебное заведение. Нет. Они действительно отличаются. Они добрее, живее. Они любую информацию схватываю быстрей.

- Как складывается судьба выпускников – идут учиться дальше или на школе всё и заканчивается?

- Если кто-то захочет уже профессионально идти учиться дальше, то следующий этап – музыкальное училище или училище искусства и культуры. Но если бы дальше учились все, то у нас бы были только одни музыканты. Конечно, продолжают единицы или десятки. Но, тем не менее, идут.

Есть еще такое понятие как престиж профессии. В последнее время престиж профессии музыканта упал. Шоу-мен – да. А престиж серьезных классических музыкантов, конечно, пошатнулся. Нужно ведь пройти такой колоссальный путь! Представьте себе – пять-восемь лет обучения в школе, потом четыре года в училище и еще пять лет консерватории. А может быть еще и аспирантура. Какой труд, а сейчас еще и денежные затраты. Поэтому многие сегодня на это уже и не подвигнутся.

- Что тогда дает детям музыкальная школа?

- Во-первых, это общее музыкальное развитие. Общее эстетическое развитие. Потом, это общение. Здесь и клуб, и дружба, и музыка, и красота. Ведь ребенок, прежде всего, тянется к красоте. Он не может сформулировать почему, но ему это нравится. Глаза горят…

Поэтому дети зачастую сами тащат родителей еще с детского сада: “Мама, я хочу в музыкальную школу! Мои подружки уже учатся. Я хочу обязательно тоже…”

«Сглаживает всё отрицательное»

- Вы столько лет работаете в музыкальной школе. На ваших глазах одно поколение детей сменяет другое. Они отличаются друг от друга?

- Изменения есть. Теперь в детях, как и во взрослых, больше рационализма, практицизма. Просчитывают всё (смеется).

Сказывается, безусловно, на детях и компьютеризация жизни. С одной стороны, это такой обмен информацией короткими сигналами, но с другой – компьютерный склад мышления накладывает и какой-то отрицательный отпечаток. А наша школа, наоборот, сглаживает всё это отрицательное. Тут – художественный мир, художественный образ. Красота гармонии, мелодии, которая потом полностью входит в душу ребенка. Зачастую он это не может еще даже осознать. Но красота входит, и он становится добрее, чище, просто красивее как человек. Гармоничнее.

- Но бывает же так, когда школа только наоборот отбивает интерес к музыке и даже вызывает неприязнь…

- Ученье музыке – это колоссальный труд. А профессиональная музыка – это Труд с большой буквы. Для каждого инструмента есть какие-то упражнения, этюды, гаммы… Есть тренаж, который может не нравиться, но он должен быть. Эту школу нужно пройти, потому что в любом случае музыкант должен получить навыки ремесла.

Пускай это будет совсем начальное звено. Но все равно это большой труд. И не всем детям не то что нравится или не нравится музыка, а нравится или не нравится трудиться. Кто-то преодолевает себя. И когда у него уже что-то получается, он уже что-то может изобразить, что ему самому нравится, то он, конечно, счастлив. Потому что любое преодоление человеком самого себя всегда приносит ему удовлетворение.

Беседовал Сергей СИДОРОВ.

1 Гнесинка – принятое в музыкальных кругах название Высшего музыкального училища (сейчас института) им. Гнесиных (Москва).