Калашный ряд

МОСКВА с Игорем Зинатулиным

Универсальный город для вашего выбора

«Сама публика стала такая, что ей ни машина, ни селянка, ни расстегай не нужны. Ей подай румын, да разные супы из черепахи, да филе бурдалезы…
Товарец по покупателю…
Потому всё, что прежде в Москве народ был, а теперь – публика».

В. Гиляровский «Москва и москвичи».

«Город – единство непохожих». Эта фраза Аристотеля не случайно попала на стены вагонов московского метро. К чести руководства одной из самых маргинализированных подземок мира надо отметить, что с имиджем и собственным пиаром у них все в порядке. Несмотря на грязные стены, выбитые лампочки и батальоны дурно пахнущих бродяг, Московский ордена Ленина метрополитен имени В. И. Ленина по-прежнему представляет себя как лучший в мире. Но мы совсем не об этом…

Московское колесо

На забитых пестрой толпой улицах мегаполиса практически невозможно думать о чем-либо выходящем за пределы глянцевой жизни Большого Города. Англичане называют час-пик «rush-hour», то есть час спешки, давки и хаоса. Будни в Москве – сплошной, нескончаемый бег, «rush-hour», растянутый в 24 раза, хаос, в основании которого лежит вполне рациональная мотивация. Это не бег на месте, ни в коем случае не беспорядочное броуновское движение, это подчиненное незыблемым законам тщеславия и честолюбия плавание по бушующему морю обольстительных возможностей и смертельных опасностей.

Субъективисты, нарекшие себя проповедниками объективных истин, презрительно называют это суетой сует, призывая людей, растрачивающих себя на мелочи, остановиться, оглядеться, передохнуть, перекусить, выпить, подумать, выпустить пар, поспать, посидеть на дорожку, принять на посошок и не заметить, как жизнь подошла к концу. Для других пожизненное барахтание в неспокойной судьбе – самоцель и смысл жизни, вполне серьезно. Это, к слову, удачно схвачено в исключительно московском фильме Олега Янковского «В движении»1 .

Что ближе к изначально отведенному человеку идеалу? Бег по кругу с препятствиями, в ходе которого бегущий переживает все краски жизни, больно падает на колени и с восторгом чайки парит в воздухе? Или неспешный шаг по финишной прямой, когда каждый пройденный метр приближает сознание конечности пути? К сожалению, компромиссы между этими двумя жизненными установками бывают крайне редкими. Орел никогда не сможет ползать по земле, а Ужи не станут обладателями пары новеньких, смазанных воском крыльев. Хотя с развитием современных генных технологий эта проблема может оказаться вполне разрешимой…

Синдром панельного забора

Однако совсем другое дело, когда речь заходит о проблеме свободы выбора направления, в котором человек намерен выстраивать свою собственную, единственную и неповторимую жизнь. Прекрасно, когда есть такая возможность. Помните «Заводной апельсин» Берджесса, необыкновенно чутко отразивший специфику психологии обитателя современного мегаполиса?

Большой Город не дает человеку опомниться. Он (человек) бежит по кольцу жизни, как белка в колесе. Чем дольше бег, тем выше скорость вращения, тем увереннее шаг. Но есть огромное число тех, кто не устоял на скользких перекладинах судьбоносного колеса и, сорвавшись, застрял на неопределенно большое время между скользких прутиков. Такие превращаются в инвалидов жизни. Им больно. Их в столице России также много.

Своего рода аналог московской разношерстности существует на другой стороне планеты. Крыша мира – Нью-Йорк – первый город, который приходит на ум при поиске подходящего сравнения с Москвой. «Большое Яблоко» американцев так же многонационально и так же мультикультурно, но в городе-долларе сама природа поспособствовала тому, чтобы социально-культурные контрасты не сильно резали глаза непосвященным. Город разбит на несколько крупных островов, каждый из которых вполне самодостаточен и обладает уникальной физиономией. Итальянцы живут общиной в одном конце, в другом разместился чайна-таун с парой миллионов китайцев, живущих обособленной жизнью на берегах Гудзона.

В Москве все по-другому. Отдавая дань 75-летней эпохе всепроникающего коллективистского духа, в отеческой столице несовместимые подчас страты вынуждены ютиться под одной железобетонной крышей однотипных спальных районов. Поэтому так неожиданно среди высоких «панельных заборов» происходят вспышки насилия и жестокости. Гремучая смесь, выбродившая в каменных джунглях большого города, выплескивается время от времени во внешний мир, неприятно удивляя власть предержащих и больно обжигая подвластных существ.

Истинным признаком гуманности и справедливости является самостоятельность человека в выборе между добром и злом. Свет, насильно привитый двуполярной человеческой душе, по степени разрушительности превосходит изначально заложенный в нас элемент зла, который иногда бывает таким обольстительным и экстравагантным, скажем даже так - булгаковски-московским.

Matryoshki and pryaniki

Что ж, изменились ли москвичи за семьдесят лет после мистического появления литературного дьявола на берегах Москвы-реки? Едва ли, да и квартирный вопрос мучит их сегодня постольку-поскольку. Пестрая столичная популяция охвачена новой, до неприличия модной болезнью – потребительством или «consumering-ом», в переводе на слэнговый не великий, но тоже могучий язык Джорджа Байрона и Тони Блэйера. Смысл этого смертельно притягательного заболевания прост, как коробка спичек, но так же гениален. Энергия человека всецело подчиняется добыванию полезнейшего ископаемого, денег, впоследствии без остатка растворяющихся в миллионах московских (и не только) торговых точек.

За последнее безбашенное десятилетие в крупнейшем городе Европы с краснокирпичной средневековой крепостью посредине не было построено ничего более выдающегося, чем тысяча и один торговый комплекс, соревнующиеся между собой в величине ассортимента товаров, качестве обслуживания покупателей и ценах на заветные изделия промышленности постиндустриального мира.

В столице первым в России появился стабильный средний класс и первой появилась прозападная культура потребления. Как-то незаметно по дороговизне жизни, по удельной доле товаров роскоши Москва вышла в лидеры, прочно встав в стройный ряд мировых столиц, «где есть все». В златоглавой принято сравнивать Тверскую с Елисейскими полями Парижа, потому что бутики на главной улице Москвы едва ли не перещеголяли блеск знаменитого бульвара французской столицы. В Москве можно встретить самые дорогие и изысканные ароматы, можно увидеть в «большом ассортименте» самые модные вещи haute-couture, по широченным проспектам можно проехаться на самых выдающихся автомобилях и распробовать в ресторанах самые редкие лакомства. Поход всей семьей в ультрабольшой торговый комплекс, который еще недавно был прерогативой европейцев и американцев, а теперь плавно перекочевал на семь российских холмов.

Книги, шмотки и селедки – вот символические ориентиры типичного московского потребителя в неоновом пространстве столицы.

Русский Париж

Не удивляйтесь появлению книг в нелицепристойном ряду вышеназванных ориентиров. В Москве и впрямь на удивление много читают. На это обращают внимание все прибывающие в сталинско-брежневское общежитие для представителей пары десятков национальностей. Читают в метро, в чистеньких, светлых трамваях, парках, общественных туалетах, на газонах, в макдональдсах и, конечно же, в магазинах. Читают много, что похвально, но читают скверно, что предосудительно. Не редкость, когда в одном изрисованном граффитчиками вагоне метро можно заметить сразу несколько Гарри Поттеров, мыльных детективов Дашковой и тут же Пауло Коэльо вместе со скандальным Сорокиным. Читают то, что модно, красочно и хорошо пахнет, хотя длинные книжные полки крупнейших московских книжных универмагов не оставят равнодушным любого книгочея. Глянец, всюду сплошной глянец, в глазах постепенно начинает рябить от пестроты глянцевых журналов и простоты фраз модных книг. Но ведь и Пушкин в свое время был модным писателем…

Московская харизма

Помните Москву в «Петре Первом» Алексея Толстого? Грязный, разухабистый город, забитый до отвязки чрезвычайно пестрым населением, среди которого попадаются и нищие, жующие на паперти церкви сырое мясо, и люди, прочно удержавшиеся на гребне жизни. Существует теория, согласно которой каждому городу, каждой уникальной географической точке совместного проживания людей сопутствует особый дух, особая городская харизма. У Москвы она есть. За три века после Петра в этом городе ничего не изменилось.

Питер остался городом аристократов, рабочих и бывших крестьян, все с тем же Невским проспектом и той же мрачной Коломной. А Москва… да что Москва? «А вдоль по Пятницкой пешком» все так же гудит разноцветная толпа, все так же гнусные, прокаженные попрошайки тянут вас за штаны у самых стен Кремля, все так же ветер взвивает в воздух тонны пестрого мусора, все так же останавливаются у изгаженных стен дорогих ресторанов повозки… простите, авто обеспеченных владельцев, все так же Москва пьет и не закусывает. Добро пожаловать в город Армани и чебуреков, в столицу совка и центр компьютерных технологий, в мир роскошных витрин и извилистых, замусоренных улиц. Добро пожаловать в Москву!

Продолжение следует…